«С любовью к людям и благоговением к искусству»
Виртуальная выставка к 125-летию со дня рождения художника Петра Ивановича Шолохова.
17 октября по новому стилю (5 октября - по старому) 1898 года в г. Борисоглебске, Тамбовской губернии, в семье Ивана Александровича и Прасковьи Андреяновны Шолоховых родился сын Пётр - будущий советский художник-график, живописец, Член Ассоциации художников революции, Член Союза советских художников.
Его отец торговал скобяным и шорным товаром, мать вела дом, занималась детьми. Хотя и ей не была чужда предпринимательская жилка, которая помогла семье выжить, когда муж будет вынужден уехать на станцию Поворино на заработки.
У семьи был собственный дом на главной улице города (авт. - на Большой улице), в котором появились на свет четверо братьев и сестер Петра Ивановича.
Пётр рос в религиозной семье. Его дед по линии матери был священнослужителем. Его отец и крёстный посещали Сретенский храм, были большими любителями церковного хора и певчего по фамилии Сибиряк, который своим басом вызывал восхищение всего города. В детские годы Петруша изучал Закон Божий, посещал церковь, чаще всего Преображенский собор.
Хотя во взрослой жизни, пройдя горнило гражданской и Великой Отечественной войн, Пётр Иванович не был ни противником, ни ярым поборником религии, его жизненным кредо было искусство, которому он отдавался без остатка, именно в нём видел смысл жизни.
Первоначальное художественное образование Петр Иванович получил в Борисоглебской художественной студии (1915-1920), по окончании которой работал учителем рисования в г. Борисоглебске и окрестных сёлах (1920-1921).
Но у молодого учителя рисования была заветная мечта: стать серьезным художником. И даже холодная и голодная Москва 20-х годов не остановили его. В 1921 году он поступает в Высшие художественно-технические мастерские в Москве (более известные как ВХУТЕМАС), где учится у В.А. Фаворского и П.Я. Павлинова, позже - в мастерской А.Е. Архипова.
И с тех пор, куда бы он не отправлялся: будь то встреча с друзьями, прогулка на реку, или поездка домой - с ним везде будет этюдник с красками или альбомчик для зарисовок.
В 1929 году Пётр Иванович Шолохов становится членом Ассоциации художников революции – самого крупного объединения советских художников, графиков и скульпторов, которое явилось предтечей единого Союза художников СССР. С этого же года Пётр Иванович - участник зональных, республиканских и всесоюзных выставок; персональные выставки прошли в 1959, 1975 и 1982 годах (г. Москва).
Пётр Иванович - участник Великой Отечественной войны. С августа 1942 года был на лесозаготовках, на фронте - с 1943 года: в составе бригады художников служил во фронтовом дивизионном клубе, писал декорации, портреты Сталина, плакаты, таблички на могилы погибших, а также военные пейзажи. Вместе с советскими войсками побывал в Иране, где перекрывался доступ германской армии к нефтяным запасам.
В послевоенное время Пётр Иванович преподавал в студии издательства «Правда». В числе его учеников - Б.А. Шолохов, Ю.И. Рогозин, В.М. Юрчик.
Пётр Иванович тяготел к жанрам портрета, пейзажа, натюрморта; автор картин на военную тему, живописных сюжетов, связанных с местами Л.Н. Толстого в Ясной Поляне, А.П. Чехова в Мелихове; видов родного города 1930-1960-х.
В 1982 году передал в дар художественным музеям Воронежа и Борисоглебска более 100 своих работ.
В 2000 году имя П.И. Шолохова присвоено Борисоглебской картинной галерее.
Многие музеи, в том числе, Государственная Третьяковская галерея, музей-заповедник А.П. Чехова «Мелихово», музей-усадьба Л.Н. Толстого «Ясная Поляна», Серпуховский историко-художественный музей, Таганрогский художественный музей, Воронежский областной художественный музей им. И.Н. Крамского, Борисоглебский историко-художественный музей, имеют в своих экспозициях картины П.И. Шолохова.
Живущий в Москве, он в среде коллег-живописцев звался «старейшим художником Москвы». Но частица сердца мастера всегда принадлежала Родине — небольшому провинциальному городку Воронежской области.
Всю свою жизнь Пётр Иванович вёл дневниковые записи, которые были опубликованы в 2009 году (Шолохов П.И. Глазами художника: земляки, коллеги, Великая Отечественная. - М.: ЮниВестМедиа, 2009. - 520 с.).
Воспоминания Петра Ивановича о родном городе - своеобразная «машина времени», которая переносит нас в Борисоглебск начала ХХ века.
«Горная улица города Борисоглебска в дни нашей юности носила звучное имя Кавказа — она являлась бугристой окраиной, по её верху шли обширные поместья зажиточных горожан, среди них два дома, обращённые фасадами к лесу, принадлежали моему дядюшке Петру Михайловичу Анисимову. Здесь одно время жила наша семья. К дядюшкиному “владению, как бы прячась за него, примыкал домик Бочаровых - местожительство бабки и деда моего друга юности - Леонтия Старилова. Далее Горная улица тянулась домами голубятников Реуцких, обветшалыми домами вдовы Архиповой с дочерями. Затем залётом на высокий пустырь стоял совсем новенький, в яркой окраске, игрушечный домик железнодорожника Онуфриева. Здесь, закругляясь пирогом, «Кавказ» переходил в другую улицу. В этих дворах повсюду торчали скворечники, впрочем, их было множество по всему городу.
Внизу ютились хибарки бедноты, почти поголовно работающей в железнодорожных мастерских. Эти домики, сооружённые из цветных планок, походили на товарные вагоны. Во дворах не редкость опрокинутая вверх днищем лодка, рыбацкие сети, вёсла. По рассказам дядюшки Петра Михайловича, высокий бугор в дни его детства являлся берегом реки Вороны, тогда судоходной (теперь речушка еле заметна под леском и только весной в половодье показывает своё былое могущество, угрожая жизни рабочих)» [Шолохов, 2009, с.72].
«Борисоглебская городская тюрьма стоит на пустыре, у её подножия - заросли лопухов, крапивы, всякой сорной травы, сложенная из камня, она покрыта известью. Все её четыре этажа в мелких окнах с решетками, в задних углах - вышки с часовыми; фасадом тюрьма обращена к Базарной площади, где некогда стоял огромный Сретенский, сумрачный, из красного кирпича, неподалёку водокачка – такая же кирпичная, но ещё более мрачная - она стоит до сих пор. Из тюрьмы каждое утро по двое бредут с ушатами на плечах заключённые за водой, сопровождаемые охраной. В юности моей эти встречи пугали, будили мысль» [Шолохов, 2009, с.343].
«Монастырь возвышался над местностью, как крепость. Его территория обнесена каменной стеной. Из города к нему шла шоссейная дopoгa. В мирное время подростками мы не раз совершали в монастырь паломничество, обычно в весеннюю пасхальную ночь.
В центре возвышался главный храм, отдельно стояла звонница, корпуса монастырских келий; амбары и прочие службы прятались в зарослях, в глубине. Таинственная тишина обители нарушалась лишь криками грачей да звоном колокольни. Здесь всё было необычным: и белизна построек, и уютные песчаные дорожки. В трапезной угощали желающих сладкой брагой и вкусными хлебцами, прислуживали монахи. В храме всё было по-особенному - не так, как в городских церквях. Мы с интересом наблюдали новую для нас обстановку. Кресло и посох игумена. Но вот, бывало, ведут и его самого под руки. Чёрные фигуры монахов, этих сказочных богатырей - Ослябей и Пересветов. Их низкие поклоны иконам и друг другу, клобуки, скуфейки, чётки в руках - всё будило в нас фантазию» [Шолохов, 2009, с.347].
«1919 год. Гражданская война в разгаре. Город Борисоглебск уже который раз переходил из рук в руки, красных и белых одинаково сопровождалась эвакуацией и голодом. Перемена власти совершалась мгновенно. Утром видели на улицах добродушных красноармейцев, занятых кухней, а к вечеру натыкались уже на чубатых бородачей, с нагайками в поисках евреев и коммунистов. Раздираемое междоусобицей мирное население невольно вовлекалось в эту жестокую борьбу, нередко одна семья являлась представительницей двух противоположных лагерей. Немало было и таких, которые со страхом отсиживались в погребах, а ворота держали на запоре. Власть красных, когда она возвращалась в город, проявлялась деловито: вначале велась регистрация гражданского населения, затем налаживалась работа транспорта и советских учреждений. Вводились хлебные продуктовые карточки, открывались библиотека, школы, больница, в последнюю очередь, зрелищные предприятия, сопровождаемые митингами, проверкой документов. Господство обаятельных белых начиналось расстрелами евреев и партийных работников, не успевших скрыться. Их трупы свозились в обширные дворы больницы и городской каланчи. Видимая через забор с улицы гора пострадавших росла с каждым днём, приводя в ужас прохожих. Вместе с этим на базаре оживала свободная торговля, а в городском саду открывалось гуляние с музыкой до позднего часа, создавалась видимость общего благополучия. Офицерство белых своим внешним блеском привлека¬ло молодёжь, успешно вербуя её в свои ряды» [Шолохов, 2009, с.106].
«Нашей семье, как и большинству горожан, жилось очень плохо. Мать кипятила огромный чугун воды, солила её и по заведенному порядку, в обеденное время собравшись за столом, мы хлебали эту жижу до одурения. Мокрые от пота расползались по своим койкам, ожидая благодетельного сна. Старики, дети, больные умирали. Мы же молодые, ужасно страдая от голода, готовы были глотать, что угодно, лишь бы пережить весь этот кошмар» [Шолохов, 2009, с.351].
«На лугу сошла полая вода, и я стал охотиться на лягушек. Вскоре к нам присоединился мой младший брат Борис. Он заявлялся к Ивану с котелком молодого картофеля, втроём мы уходили в лес, на реку, устраивая пикники. Блюдо из лягушек было мною освоено, но друзья, к моему огорчению, не могли побороть в себе чувство отвращения. Жители окрестных деревень ели ракушки, устраивая из них кашу. Этого блюда и я не мог есть» [Шолохов, 2009, с.352].
«Успокоившись, в каком-то блаженном состоянии побрёл на реку. Чувство небывалой полноты охватило меня, благодарность судьбе за все её проделки. Всё существующее прекрасно! Не проспи я поезд — каким бы бедняком я мчался теперь в столицу. Счастливцем, как Адам в раю, лежал я на берегу Вороны, глядя на задумчивый дубовый лес, на это ласковое, по-осеннему зеленоватое небо» [Шолохов, 2009, с.92].
«Над головой изумрудное небо бабьего лета, под ногами опавший лист золотой осени» [Шолохов, 2009, с.95].
«Карачанские сады были в полном цвету, пьянила своим ароматом черемуха. Тёплая влажная ночь привела в действие все свои чары. Невидимые нашим глазам певцы-соловьи, как безумные рассыпали трели. У придорожных гнилых пней в лесу, под самыми колёсами, в лунной тени мерцали огоньками светлячки» [Шолохов, 2009, с.104].
«Весенними вечерами по всей окрестности звучал болотный гул, сопровождаемый кваканьем лягушек. Влажный ароматный воздух окраины создавал особенную поэтическую обстановку. Наши сверстники уже давно, бывало, разбредутся по домам, угомонятся собаки, погасив скупые огни, спит весь Кавказ. Луна, поднявшись высоко, серебрит крыши домов, тени становятся чёткими, стылыми. В этот поздний час оживает двухэтажный особняк Финкельштейнов: открываются настежь его зеркальные окна, роняя в тишину ночи удивительно приятные звуки музыки. Устроившись поудобней на случайном крылечке, невидимые в глубокой тени, мы с Леонтием, беседуя, наблюдаем эту жизнь. Иногда огни вдруг гасли, распахивались ворота усадьбы, на сонную улицу с весёлым смехом, гиканьем выскакивали всадники, мужчины и женщины, оживали все подворотни, на густой добродушный лай полканов усадьбы отклика¬лась добрая сотня шавок окраины»
Источник:
Шолохов П.И. Глазами художника: земляки, коллеги, Великая Отечественная. – М.: ЮниВестМедиа, 2009.
Продолжение следует…